Эл часто задышал, всмотрелся в мое лицо, прищурился. Губы его скривились сильнее и вельтанин добавил:
– Да вас еще мало поносят на этих помоечных сайтах! Мало! Слышишь меня, Дари! То, что написал бы я после твоего сегодняшнего поведения… в сравнение не идет с теми нелепыми недовысказываниями!
Я вздрогнула, попятилась, натолкнулась на экран, и внезапно гнев затопил все существо. Я видела лишь презрительную усмешку на лице Эла, злость в его глазах и жаждала убить гада, расписаться пощечиной на его лице столько раз, сколько успею. Так ударить, чтобы надолго запомнил, даже со своей вельтанской регенерацией!
– Да что ты себе позволяешь, вельтанин! – взвилась я, срываясь на ультразвук. – Мне больше двух тысяч лет! И я ни разу, слышишь ты, мразь охотничья, ни разу не отдавалась мужчине после первого свидания. Никогда и никому не позволила ни единого лишнего прикосновения! Я ни разу не продалась за деньги тем, кто приходил в театр, чтобы купить гибкую любовницу для извращенных утех! Да как ты смеешь, мразь, гаденыш, идиот!
Я сыпала оскорблениями, размахивала руками, а Эл застыл. Казалось, он окаменел, опешил или что-то обдумывал. Выражение лица и поза вельтанина постепенно менялись. Ярость в глазах сменило раскаяние, губы поджались, желваки заходили ходуном. Эл шагнул ко мне, еще и еще. Но я снова замахала руками, замолотила ими по воздуху, как бешеная мельница, и вельтанин отступил, выпрямился и замолк.
Когда закончила кричать, выпустила наружу обиду и злость, Эл попытался приблизиться снова. Но я материализовала в руке клинок. Точно такой же, каким убила эльталла. И, клянусь, пару секунд мне безумно хотелось провести им по груди Эла. Не убить, конечно, не ранить всерьез. Так, немного порезать, выпустить кровь…
Я думала, вельтанин шагнет назад, но он решительно устремился вперед. Наткнулся на клинок и развел руки в стороны.
– Дари, – выдохнул совсем тихо. – Прости… я просто сошел с ума от ревности… Они так на тебя смотрели. Все они… – он жадно глотнул воздуха. Я слегка надавила на меч, но Эл не отступил ни на шаг. Форменная толстовка охотника издала странный звук, похожий на скрип пластика, и сквозь ткань проступила кровь. Эл даже не шелохнулся, не отвел глаз.
– Слушай, прости, я не хотел… – пробормотал еще раз. – Ну хочешь, давай, я не буду сопротивляться! Сделай что хотела, отомсти мне за мерзкие слова! Дари, пожалуйста…
Он замер, будто позволял и дальше ранить себя.
А у меня перед глазами все еще стоял бешеный Эл. Тот самый, что плевал в лицо гадкими словами, оскорблял, унижал на собственном корабле, с которого мне не сойти посреди космоса при всем желании.
Я убрала клинок, закипая от бессильной ярости. Сердце забилось быстро и рвано, кровь бросилась в лицо. Меч исчез, Эл шагнул навстречу, но я отскочила как ошпаренная.
– Никогда! Слышишь, никогда больше не подходи ко мне, мразь ты такая! – бросила в лицо охотнику. Вельтанин отшатнулся, словно получил настоящий удар клинком, отступил еще и еще и замер вновь.
– Между нами все кончено! Понимаешь? Никогда больше не прикасайся ко мне своими грязными лапами! И уж тем более не касайся моего имени своим поганым языком!
Я орала что-то еще и еще. Не понимая – зачем и почему, наслаждаясь тем, как перекосилось от боли лицо Эла, как он до крови искусал губы. Голосила до тех пор, пока вельтанин пулей не вылетел из каюты.
А после накатила апатия. Я упала на кровать, обняла колени руками и зашлась рыданиями. Тело сотрясалось как при сильном ознобе, слезы лили ручьями, обжигали глаза.
Эмоции вчерашнего дня, боя, сегодняшнего безудержного веселья и нашей с Элом ссоры совершенно лишили самоконтроля. Потерянная во время сражения энергия быстро восполнялась, поднимая бурю в душе, десятикратно усиливая чувства, порывы, страсти.
Эл взбесился от ревности, я погорячилась, да что там погорячилась – психанула, как последняя истеричка. Вельтанин ударил по больному, напомнил о том, что думают о нас многие, как отзываются в галанете, совершенно не зная нас настоящих. Как оскорбляют нас, наших близких, семью… Тех, кого давно нет в живых и чья память – единственное, что греет душу… А ведь Эла, в отличие от других, я подпустила к себе очень близко.
Даже странно, что я настолько остро все это воспринимала, так сильно переживала. Носорожья шкура, что усердно растила десятилетье за десятилетьем, не выдержала, треснула, разошлась по швам. Я не понимала, зачем так налетела на Эла, сорвалась, когда он почти извинился. Лишь через некоторое время дошло – я привязалась к вельтанину. От него одного не ожидала подвоха. Не думала, что Эл способен так оскорбить, унизить, растоптать. Только не после всего, что между нами было – сделано, сказано, прочувствовано. Я отдалась вельтанину – полностью и безоговорочно. Забылась. И получила такой плевок в лицо. Я не думала о том, что Эл – самый обычный ревнивец, собственник, как многие мужчины его расы. Не соображала, что он действует на эмоциях, бесится от ревности. Вельтане ощущают единственную почти как часть тела, собственную плоть и кровь.
Похоже, я очень обидела своего капитана.
Перед глазами все еще стояло его лицо – напряженное и растерянное. Желваки, которые все время двигались. И непривычно сгорбленная спина Эла, когда вельтанин выскочил из каюты. Я рыдала, оплакивая нашу с ним страсть, чувства, которым так и не суждено перерасти в нечто большее и планы на будущее. Боже! Как давно я их не строила. Столько веков влачила жалкое существование! И вот когда судьба наконец-то расщедрилась на что-то стоящее, потеряла его из-за собственной глупости, невоздержанности, непростительной для женщины моего возраста и опыта! Еще вчера мы с Элом планировали пройти испытания, стать парой на Вельтане и вот теперь… теперь…
Я всхлипнула, неприятно скрипнули зубы. Из часов на стене выплыли цифры, сообщая, что дело близится к вечеру. Внутри что-то оборвалось, сломалось. Я встала, словно робот, пошла на кухню, взяла из ящика с едой горячую картошку-гриль и курицу. Поела, не ощущая ни вкуса, ни запаха, ни сытости. Выпила несколько чашек мятного чая… Эх… залить бы его в горло раньше, до моего выступления перед Элом, оскорблений, брошенных ему в лицо…
Теплая ванна, уютная кровать, одеяло… Ничто больше не радовало. Я лежала, бессмысленно уставившись в синий потолок каюты, размышляла о том, что прилечу на станцию, и жизнь войдет в свою колею. Снова придется до упада танцевать в театре, приползать в гримерку, ощущая, как ломит ноги и раскалывается голова. Натужно дышать вплоть до следующего выступления. Выслушивать сальные комментарии, и делать вид, что они меня совершенно не задевают. Жизнь войдет в привычное русло. От которого меня тошнило.
Ах да! Расследование! Не мешало бы узнать – разобралась ли полиция в сути дела или придется напомнить Элу про обещание, мозолить ему глаза дольше, чем необходимо… Я перестала чувствовать, желать, стремиться. Лишь понимала, что впереди многие столетия одиночества – бесприютного, глухого и безнадежного. Но я справлюсь. Уже не раз справлялась. Я переживу. Забуду. Выживу, потому что всегда выживала. Наддария Светлова не сдается. Это ведь так глупо, по-детски. А я… я очень стара.
Еще никогда груз прожитых лет так не давил, не ложился на плечи непосильной ношей бесчисленных потерь и океанов слез по любимым. Но я выкарабкаюсь, восстану из пепла. Наверное… Когда-нибудь…
Глава 7. Эл
Сам не знаю как наше свидание с Дари превратилось в кошмар. Вначале все шло так хорошо, что даже не верилось. Она делилась историями из своей жизни, доверяла подробности. Я видел, как раскрывается эта восхитительная женщина и внутренне ликовал.
Потом мы отправились танцевать, и меня переклинило. Вряд ли Дари могла правильно оценить внимание команды к своему танцу, телу, грации. Я-то отлично видел – если бы не мое присутствие, если бы каждый охотник на корабле не знал, что рыжая колдунья со мной, ее уже облапали бы раз пятьсот. Перевозбужденные после вчерашнего боя, вынужденного целибата во время рейсов тестостероновые омбы готовы были взорваться. А Дари… она танцевала так, что слюной изошел даже Мальрих. В каждом движении рыжей колдуньи было столько секса, пластики пантеры, что мужчины завелись не на шутку. Даже мои яростные взгляды не останавливали комментарии, улыбки. Дари, наверняка, казалось, что все в рамках приличий. Никто не коснулся ее даже пальцем. Но я-то знал, что не будь меня рядом, сэлфийке пришлось бы отбиваться от перевозбужденных охотников, пытаться достучаться до их мозгов, которые сейчас почти отключились.